***
Опять с вокзала на вокзал.
Измотанность, как бег по кругу.
Но в жизни множество начал,
перетекающих друг в друга.
Сойдёт восторженность на нет.
Дойдёт терпенье до предела.
В глазах сожмётся белый свет
до густоты живого тела.
Наутро стихнет круговерть.
И ты увидишь с облегченьем:
вчера была ещё не смерть,
а просто — новое рожденье.
Летнее
Тараканы исчезли, и мухи исчезли, и пчёлы.
И комарик писклявый жалейкой не стонет над ухом.
Но пока ещё кашкою пахнет, цветут родиолы.
Ох, наскочит земля на небесную ось — говорили старухи!
Кто же будет теперь прочищать хоботок и подкрылки,
кто же будет теперь потирать свои чёрные лапки,
вязнуть в сладком варенье и ползать в зелёной бутылке,
иероглифом майя ходить по альбомной закладке?
Говорили — ужо, вам, ужо! Вот бабахнет, промчится!
Говорили, что ягодки будут, а это — цветочки!
Как же хлопотно, тяжко… Что ж будет теперь, что случится?
О, как быстро наш мир докатился до ручки, до точки.
Но пока ещё кашкою пахнет, и вьётся горошек.
В тонком чайничке преет смородиновый листочек.
Как же сладок наш пир с тихим звоном серебряных ложек!
Как же знаков не хочется — ни препинаний, ни точек.
Тараканы исчезли, и пчёлы исчезли, и мухи.
Вот и я исчезаю в цветенье полуденной тенью.
Ясно вижу вполглаза, отчетливо слышу вполуха,
сонно перетекая в иное совсем измеренье.
Про овечку
Если б я была горою
из гранита и асбеста,
то б гляделась горделиво
в безвоздушный окоём,
и, кристаллами сверкая,
в платье снежном, как невеста
я не сдвинулась бы с места.
Я б стояла на своём.
Если б я была горянкой,
я бы песню песней пела,
и как маков цвет пылала,
и на свадебном пиру
я б шашлык хрустящий ела,
и монистами звенела,
подливая в звонкий кубок
цвета крови Хванчкару.
Если б я была овечкой,
я бы думала о вечном.
А о чём ещё мне думать,
глядя в пляшущий костёр?
Чтобы ухало сердечко,
чтоб свивалась шерсть колечком,
чтоб устойчив был треножник,
чтобы ножик был остёр.
***
Нелепый, ущерблённый,
провинциальный быт.
Мне этот дом казённый
до смерти не забыть.
Здесь, может, пели,
били кого-нибудь под дых.
Здесь до меня ходили
десятки ног чужих.
Здесь после так же станут
стоять, сидеть, ходить,
срываться, бить стаканы,
и чайник кипятить.
И кто-нибудь красивый,
очнувшись ото сна,
увидит эту иву
из этого окна,
коли её не срубят
до тех прекрасных пор...
И он ещё полюбит
дурацкий этот двор
и всю его унылость,
тоску его. Куда б
я сроду не стремилась,
хоть жги меня, когда б
ни с этого вокзала
с мечтою — навсегда! —
срывалась и сбегала
в другие города.
***
Злобный мужичонка курит папироску
и глядит угрюмо из окна
на заката рдяную полоску,
что сквозь щель оконную видна.
Никого рука не обнимает,
потому что некого обнять.
Ничего душа не принимает:
ни понять не может, ни принять.
Только видит дерево сухое,
острым позабыто топором.
Только раздражение глухое
зреет, будто чирей — под ребром.
Кажется отравой хлеб насущный.
Огненной водой стакан налит.
… А закат в окне, как сад цветущий,
Весь в цветочках аленьких стоит.
***
Господи, как же мне холодно и неуютно.
Как неуютно, и мутно на сердце, и смутно.
Дерево — дурень, река — недотыка, и камень — дурак.
Господи, как неуютно и холодно как.
Господи, с чем мне собраться и как мне согреться?
Как успокоить своё неспокойное сердце?
Как из глубокой печали, из праха восстать?
К белому молу, причалу, пределу пристать?
Как же мы гордо живём и как ходим опасно.
Как же страшны небеса твои, Господи, как же прекрасны
в гроздьях свинцовых, в клубах облаковой резьбы,
не приклонившие ухо на наши мольбы.
***
В мире всё случается так, как надо.
В мире всё случается так, как должно.
Отчего ж в предчувствии листопада
На душе — тревожно?
Так на стылых ветрах дрожит берёзка.
Так на стылых ветрах дрожит осинка.
И травинке хочется от морозца —
Под холстинку.
Ах, букашка малая — ротозейка,
Слыша грай вороний в прорехах сада,
Не жалей себя, не ищи лазейку:
В мире всё случается так, как надо.
Марина Улыбышева — поэт, прозаик, сценарист, публицист. Автор детских книг и проектов. Лауреат литературных премий им. М. Цветаевой, им. В. Берестова, им. Л. Леонова, им. И. и П. Киреевских, в рамках Международной премии М. Волошина в номинации «Лучшая поэтическая книга 2014 г.» специальной премии «За сохранение традиций русской поэзии». В 2016 году — лауреат премии «Искусный глагол». Живёт в Калуге. Работает на телерадиокомпании НИКА ТВ.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи