литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

29.11.201514 266
Автор: Галина Маркус Категория: Чердак художника

Елена Юшина: "Я мечтала стать смотрителем маяка"

Чтобы стать художником, известным в родном Симферополе, в Крыму и за его пределами, членом Союза Художников РФ, Елена Юшина прошла длинный и непрямой путь. Закончив художественную школу и поступив  в училище, оставила учебу из-за сомнений в своих способностях, окончила технический институт, работала инженером, в том числе несколько лет на Крайнем Севере.

С 2008 года свободный художник. Сейчас за спиной Елены уже несколько «персоналок», неоднократное участие в международных выставках и арт-проектах, в том числе коллективных тематических выставках Союза Художников РФ.

В интервью Елена рассказала о любимых материалах и технике своих работ, отношениях художника с миром, людьми, природой и собственным творчеством.

 

 

 

Лена, начну сразу «в лоб». Пастель почему именно она? Ты уже несколько лет работаешь преимущественно в этой технике.

 

 

Пастель возникла совершенно случайно. Всему виной моя страсть делать что-то новое, учиться. Попробовала около шести лет назад и оказалось, что у пастели неограниченные возможности передачи «тонких» настроений. Если бы не ее ранимость в буквальном смысле этого слова, ее незащищенность от внешних воздействий и, как следствие, сложность оформления (сразу под стекло), я бы еще большую часть работ делала пастелью. Ее, в отличие от акварели, можно исправлять, домешивать в уже созданный цвет новые оттенки. А когда с твоей помощью у меня появилась тоненькая наждачка — нулевка, с этого времени у меня наступило долго длящееся счастье.

 

Про нашу наждачку я-то теперь знаю всё, более того, наблюдала процесс создания картины на этом материале. Но расскажи все-таки поподробнее: не всякий поймет, что это за «нулёвочка» такая, и почему не специальная бумага для пастели.

 

Обычная бумага, предназначенная для работы пастелью, принимает определенное количество слоев. Потом добавлять уже бесполезно, слои осыпаются, как мука. А мелкая наждачная бумага, хотя и тяжела в работе (пальцы стираются быстрее, чем успеваешь закончить работу), но отлично держит пастель, не дает ей осыпаться.

 

Любимые краски (пастель)Это твое изобретение?

 

Нет, изобретение не мое. Про наждачную бумагу я впервые услышала от Шилова и, имея уже какой-то опыт, поняла, что это как раз то, что мне нужно, еще до того, как попробовала.

 

А масло? Что скажешь про эту технику? И кстати, не помню у тебя ни одной акварели. Почему ты ее игнорируешь?

 

У масла совсем другой характер, требующий от исполнителя уверенности и полета. Но, если удается, то ничто не может сравниться с хорошо выполненной работой маслом. Акварель позволяет создать прозрачность, подвижность пейзажа, особенно при письме «по-мокрому». Сейчас есть новые технологии в работе с акварелью. Нанесение маскировочных слоев, какие-то добавки, позволяющие  существенно сократить риск ошибок. Но для меня акварель навсегда осталась предметом, который преподавали в художественной школе, и от этого осталось отношение как к нудной обязанности.

 

Как у тебя происходит рождение идеи, как долго она вынашивается?

 

Не идея даже, а образ. Сначала рождается смутный образ. Что может вызвать? Да все что угодно. И это всегда так по-разному. Пейзажи, увиденные во время наших маленьких путешествий по Крыму. Воспоминания чувств, пережитых когда-то. Запахи. Прочитанные книги. Стихи. Бывает, что в основе нового образа лежит музыка-настроение. Когда я была маленькая, мы с мамой играли в игру. Она ставила пластинку, и мы должны были рассказать друг другу, что мы видим, представляем, какие картины возникают, когда мы слушаем музыку. Это мог быть Бах, Бетховен, Чайковский, современная инструментальная музыка, и это было увлекательно, потому что наши впечатления чаще всего не совпадали.

 

Дольше всего не давал покоя образ, у которого сразу было название «Острова в океане». Работа с таким названием у меня есть, но образ, который звучал тогда, так и остался нереализованным. И это хорошо.

 

Из мирной жизни (масло)Хорошо? Разве ощущать, что ты достиг своей цели – это плохо?

 

Хорошо потому, что есть еще нереализованные планы, мечты. Самое пагубное чувство для меня — это чувство наступившего удовлетворения. То есть, конечно, на определенных этапах его надо испытать, но как промежуточный итог. Неудовлетворенность — это движитель.

 

Что для тебя главное в работе: передать ощущение, впечатление или достоверность? И, раз уж мы говорим о впечатлениях, твои отношения с импрессионизмом?

 

Вот ты сумела спросить важное, о чем хотелось рассказать. Я никогда не понимала и не понимаю до сих пор разницы между импрессионизмом и реализмом. Конечно, есть условная классификация, но любое произведение художника — это не фотография, это его впечатление от увиденного, почувствованного. Меня даже обвиняли в невежестве на одном из сайтов, когда я все свои работы относила к импрессионизму.

 

Поразивший меня красотой узор тоненьких веточек, подсвеченных солнцем, я переношу на полотно или бумагу. Они выглядят реалистично, да… Но музыка, зазвучавшая во мне при виде этой красоты, она создала «впечатление».  Я не скопировала с точностью до миллиметра эти веточки, а постаралась показать, что меня заставило остановиться, запомнить, чтобы рассказать другим.

 

Или опавшие желтые листья на серо-синем, мокром тротуаре… Каждый из них, скрученный осенью, с прожилками и темными пятнами — реалистичен. Всё вместе — лужи, в которых отражается небо, и красные огоньки стоп-сигналов проезжающих машин — это уже «impression», мое впечатление от вчерашнего осеннего дня. Ну и как это разделить? Реализм впечатлений.

 

А, еще вспомнила по поводу реалистичности и импрессионизма. «Коса». Вагончик рыбаков на песчаной косе. Вполне реалистическое изображение, вплоть до электрического изолятора на мачте. Стульчик «с видом на море». Все это собрано из реальных предметов, легко узнаваемых, которые все вместе создают тот образ, впечатление, мое увиденное где-то и потом додуманное, дочувствованное. Про одиночество, про длинные дни на пустынной косе, про рыбацкие будни, когда утром надо забросить сети, а вечером их разобрать и высушить. Я проживаю жизнь в каждой своей истории, в каждом пейзаже, в каждом портрете.

 

Есть ли в твоем творчестве составляющая «не знаю, почему, но знаю, что так надо?» Бывает ли, что сама удивляешься тому, что получилось нечто большее, чем задумывалось? Или всегда выполняешь свою задумку в точности?

 

Задумку в точности выполнить невозможно. Потому что задумка — не точное определение. Задумка от слова думать, у меня скорее не думать, а чувствовать. И «как надо», я тоже не знаю. Редко вижу точно, в деталях, что должно получиться. Опять скорее впечатление. Но сразу вижу, если что-то не то. Если отличается от того, что я чувствую, начиная что-то новое.

 

А про «большее»… К сожалению, мне этого никогда не привелось пережить. Чтобы: «Ах, чудо!» Если я чего-то не умею, то не бывает озарений. Не бывает так у меня, что «сама не знаю как, а шедевр».

 

А помнишь, ты говорила про свою картину «Конец лета» что и сама мало что знаешь про эту работу?

 

Когда я говорила про «Конец лета», это не про руку свыше. «Конец лета» — это отражение впечатлений от рассказов о летних дачах на берегу моря. Но она для меня, если честно, неудачная работа. Не то, что мне хотелось... Наверное, мой удел — это всё-таки думать и учиться. Количество, переходящее в качество, а не скачки во времени и пространстве. Так я ощущаю.

 

Для меня твои работы делятся на несколько жанров, вне зависимости от техники. Первый это пейзаж-ощущение, в котором живет нематериальная составляющая, душа окружающего мира. Второй — это картина-рассказ (картина-песня, картина-стихотворение) —  то есть жанровая работа, в которой есть герои. Это истории любви, расставания, жизни людей. Следующий — это говорящие, обычно старые вещи: мебель, окна, цветы, скатерть, зеркало, опустевший дом… И еще портреты.

А ты со мной согласна? Какой из этих жанров наиболее «твой»?

 

Не возвращайтесь (пастель)Деление правомерно. Хотя часто получаются работы в смешанном жанре. Картина-песня может быть пейзажем, насыщенным  музыкой, которая  звучала в это время. Говорящие вещи (говорящие натюрморты, как сказал однажды Давид Бродский о моих «Ночных чтениях») — наиболее любимы.  Потому что предметы, которыми себя окружает человек, зачастую могут о нем сказать гораздо больше, чем он сам.

Это своего рода откровения для внимательного наблюдателя. «Закладки в любимые книги», «Не возвращайтесь», «Ночные чтения», «Рио-Рита». Как и в остальных  работах этого направления, в «Рио-Рите» нет ни одного героя, но это рассказ о судьбе, о времени, о любви. Там есть герои, просто по случайности они не попали в кадр.  И музыка там звучит… Рио-Рита…

 

А вот портретов у тебя не так уж и много…

 

Крымская Медея (масло)Портреты — любимая тема, но сложная. Кроме умения передать антропологические особенности, сходство, портрет, как и любая работа, вне зависимости от жанра, имеет смысловую нагрузку. От одного неверного или, наоборот, верного, точного мазка меняется настроение, улыбка, взгляд.

В процессе работы человек, лицо которого ты рисуешь, меняется. Он то улыбается, то грустит, то задумчиво смотрит на тебя. С каждым из портретов у меня происходит диалог. Главное в этом диалоге — остановиться вовремя, когда образ наиболее близок к тому, который ты себе представил, который хотел донести. Потому что для идеально достоверного изображения есть фотография.

 

Заметила, что ты много говоришь о музыке, и некоторые из твоих работ имеют названием некую песню или строчку из песни… Меня всегда вдохновляли идеи М. К. Чюрлениса о синтезе искусств. Это, похоже, из той же темы?

 

Вот интересно, что мама рассказывала мне про Чюрлениса еще в детстве. Про его синтез музыки и живописи. Тогда на меня никакого впечатления не произвело. Но, видимо, зерно было посеяно, и музыка всегда звучит, когда я рисую.

Не буквально. То есть мне не нужно слушать ее, она звучит в голове. И совсем не обязательно это иллюстрация мелодии. Музыка может быть и не самого высокого полета, но ассоциируясь с событиями, временем, она рождает новые образы. Мечтаю написать работу на композицию «У той горы, где синяя прохлада…» Для меня эта песня — фейерверк солнца, крымского лета, моей юности.

 

Есть ли у тебя самые дорогие работы, с которыми связаны не просто личные впечатления или мысли, а просто что-то глубоко личное, и можешь ли ты такую работу, к примеру, продать, даже если в хорошие руки?

 

Есть работы, которые по-разному дороги. Например, первая пастель. Наверное, она не представляет особой художественной ценности, но мне дорога как память о первых шагах. Есть работы, в которые я вложила много усилий. «Отгорела осень, отпылала...» — одна из них.

И хоть результат может и не впечатлить стороннего зрителя, они мне очень дороги, такие работы, на которых я училась, на которых произошел качественный скачок. Это как парадокс, почему больные дети, дети с ограниченными возможностями настолько дороги, настолько любимы родителями. В них вложено гораздо больше труда, усилий, любви, чем в обычных детей. И даже маленький результат — это большой результат.

А личное я вкладываю во все работы. Есть более любимые, более удачные. Есть те, на которые мне приятно смотреть каждый день. Как вид из окна, который каждый выбирает, или выбрал бы, если бы была возможность выбирать при покупке дома. Задумалась… Наверное, мне бы было тоскливо остаться без «Холодно. Из детства». Ее бы не отдала бы, не продала.

 

Как ты относишься к собственным выставкам?

 

Со словом «выставка» возникают ассоциации с неловкостью, смущением, желанием, чтобы скорее все осталось позади. Но после того как «осталось позади», понимаешь, что это было нужно, что ничто не заменит общения со зрителями, даже самыми критически настроенными… что это естественный путь, который работа проходит от создания до презентации ее зрителю. К стыду своему, о зрителе в процессе я не думаю. Зритель появляется потом, когда работу выставляю на его суд.

 

Теперь работу можно показать не только посетителям выставки, но и всему миру…

 

Да, интернет — величайшее изобретение человечества еще и потому, что он позволяет получить обратную связь, не дожидаясь выставки. И, конечно, мнения зрителей, критиков важны. При всем моем здравомыслии и реальной оценке своего умения, положительные отзывы стимулируют. А потребность делиться, по-моему, у всех одинакова. Если ты что-то сделал, то это нужно отдать. В той или иной форме. Показать домочадцам, выставить в интернете, на персональной выставке… или на Сотбис.

 

А вот и зря смеешься. Возможно, Сотбис в твоей биографии как раз впереди.

Насколько мнение других людей может повлиять на твое творчество?

 

 

Хорошо, что на этапе возникновения мотива будущей работы никто не может влезть мне в голову и рассказать, как надо, как не надо. Я не обсуждаю идею, композицию работы ни с кем. Это очень интимный процесс. Очень личный. Бывает, что мне снятся по ночам сюжеты моих новых работ.

А вот уже в процессе, конечно, от мнения мужа, как постоянно присутствующего зрителя, не отгородиться. И в равной степени это мешает и помогает. Я злюсь — не очень серьезно, скорее потому, что так надо, когда он комментирует неоконченную работу. Я ведь сама точно не могу объяснить, что и как будет.

Во время этих объяснений часто теряется суть, ради чего все затевалось. Но никогда не игнорирую замечаний, потому что взгляд со стороны нужен. Часто бывает, что глаз замыливается, и ты уже не видишь очевидного.

Но, если я люблю какие-то свои работы, то, конечно, ничье мнение не заставит меняих не любить. Я мало завишу от чужого мнения. При том, что очень дорожу мнением уважаемых мною людей. Наверное, в этом мое счастье.

 

Картины на заказ это трудно?

 

Мне — трудно. В отличие от исполнителя музыкального произведения или актера, играющего уже написанную пьесу, художник одновременно и автор, и исполнитель. Образ будущего холста зарождается исподволь, из каких-то своих впечатлений, переживаний, мыслей, эмоций. Когда заказ — сотрудничество единомышленников, в котором оба знают, что должно получиться в результате, то это здорово, интересно. Это диалог, в котором надо сформулировать мысль, идею, и это обогащает обе стороны. А если «нарисуйте мне вот такой пейзаж, чтобы рассвет, чтобы всё было зелёненькое (или розовенькое) — то, наверное, это не для меня, ни за какие деньги я такого сделать не сумею, увы.

 

Ты как-то сказала, что любое время, что не рисуешь, кажется потерянным. А что все-таки ты любишь делать так же сильно, как рисовать?

 

Конец лета (масло)Я люблю многое. Люблю часы, а в идеале дни, проведенные рядом с морем. В любое время года. Летом особенно. Лучше, чем у моря, мне, наверное, никогда и нигде не было. Из детских воспоминаний: едем на море в душном автобусе. И вот едва появилась эта тоненькая полосочка синевы на горизонте, сердце начинает биться сильнее в предвкушении общения с совсем другим, таким огромным, но таким дружественным миром. Как непередаваемо чудесно нырнуть, особенно в первый раз после длинного межсезонья, в соленую и чистую именно от солености воду. Почувствовать, как она тебя держит, будто в добрых ладонях, принимает.

Самой заветной и несбыточной мечтой была мечта стать смотрителем маяка. День и ночь слушать, как дышит, шумит это огромное что-то... Каждый вечер зажигать огонь маяка… Частично я сумела это передать в «Острова в океане». Мне кажется, что там слышно море.

Что еще я люблю? Водить машину. Было время, когда я училась это делать, и, как я чувствую теперь безвозвратно потерянным время, когда не рисую, каждый километр, который я не проехала тогда сама, я ощущала, как упущенный.

Люблю сажать маленькие росточки семян, мною пророщенных, и видеть, как они вырастают. Люблю с детьми разговаривать... Со старыми людьми тоже… помогать им люблю. Много чего люблю...

И люблю уметь делать то, что люблю, как сказала однажды в интервью. И делать все хорошо, если уж делать. Забивать гвозди, водить машину, готовить вкусную еду, рисовать. И путь к умению у меня только один —научиться это делать.

 

Твои отношения со Вселенной (или Творцом как пожелаешь). Она скорее добра к тебе? Или строго спрашивает? Или учит чему-то? Что для тебя самое трудное в самой себе? А в творчестве?

 

Мне проще говорить «со Вселенной». Я не верующий человек в общепринятом смысле этого слова, но верящий. В то, что мы не сами по себе здесь, в этой Вселенной, появились, живем, любим, чувствуем, творим в силу способностей, нам данных. Талант — это дар, несомненно. Но дарована свыше только возможность, а реализуешь ее или нет, зависит от тебя самого.

Я никогда не чувствовала, что Вселенная враждебна ко мне. Наоборот, каждая минута жизни учит, позволяет получить опыт, узнать что-то новое, понять глубже мир, его законы. Неудачи, которые постигали, я расцениваю не как несправедливое отношение ко мне, а как плату за мои промахи, за мою лень, неумение, и воспринимаю как опыт для того, чтобы в дальнейшем этих неудач избежать.

Ну нет в моей жизни чудес, как бы мне этого не хотелось. «По щучьему велению» у меня никогда не получалось.

Наверное, самое неприятное в себе — это моменты малодушия, духовной лени. Когда я могла, но не сделала. Не оставляет, например,воспоминание о собаке, которую сбила чья-то машина, а я не смогла остановиться, проехала, и повернуть назад уже не было возможности.

Творчество меня как раз спасает. Позволяет забыть все на свете, отрешиться от проблем, тяжких мыслей. Мне очень близки слова Дольского, у него про сны, а я себя так чувствую, когда рисую: «В пространстве я свободен там, как птица над землей парю я, диктую форму я цветам, с далеким детством говорю я».

 

Есть ли вещи, которые для тебя совершенно неприемлемы в других людях? Где предел терпимости? Все ли можно простить?

 

Есть. Агрессия, применение силы, издевательство, унижение и уничтожение тех, кто слабее тебя. Слабее в разных смыслах этого слова. Как ни резко это может прозвучать, но для меня одинаково трагична судьба репрессированных людей и убитого ударом ботинка бездомного котенка. У этих явлений одна природа. Из жестоких детей вырастают еще более жестокие взрослые.

У меня это вызывает чувство бешенства, смешанного с отчаянием. Этого нельзя простить. И, самое главное, я не могу забыть. Я так и не смогла досмотреть целиком «Утомленные солнцем», прочитать протоколы допроса Мандельштама, не могу осознать, как в Крыму в 1920 году за полгода убили восемьдесят тысяч человек.

Не могу принять и осознать Холокост, ночь длинных ножей. И этот список бесконечен. Это действительно больная тема.

 

Не могу обойти стороной мистическую составляющую встреч людей на этой планете. Благодаря интернету они становятся более понятными технически, но иногда совершенно необъяснимыми. Человек может выбрать чужую дорогу и не встретить свою судьбу?

 

Выражение «история не имеет сослагательного наклонения» можно перефразировать: человеческая судьба, жизненный путь каждого из нас тоже не имеет сослагательного наклонения. Выбрав один путь, мы уже никогда не узнаем, что могло бы произойти, если бы мы выбрали иной. И вернуться назад и сделать другой выбор тоже невозможно.

После окончания институтая работала мастером ОТК на заводе, была вполне счастлива, но моя крестная, дама со связями, озадачилась устройством моей карьеры. После её длительных переговоров с «серьезными людьми» меня пригласили на собеседование в наш Облисполком. Пустынные коридоры, ковровые дорожки, тяжёлые массивные двери. Жду. Долго, скучно. Открылась дверь и из соседнего кабинета выплыла дама. В туфлях на высоченных каблуках, с прической, склеенной лаком до стеклянного звона, безупречная и недосягаемая, с мыльницей на изящно изогнутой ладони, она продефилировала в конец коридора. И через несколько минут также неспешно, с невероятным достоинством,  так же царственно и торжественно неся мыльницу на вытянутой руке, проделала обратный путь. И я поняла, что не могу. Просто не могу здесь больше находиться ни минуты. И не смогу никогда.

Конечно, потом был скандал. Моей бедной маме пришлось долго извиняться перед крестной, оправдывая мой поступок молодостью, неопытностью, сумасбродством… А через несколько месяцев на наш завод пришел главным механиком мой будущий муж, единственный, предназначенный мне судьбой человек.

 

Любовь это то, чем пронизаны все твои работы, даже самые грустные. Попробуй сформулировать, что это для тебя в любом смысле слова, глобальном или личном.

 

С возрастом меняются представления о жизни. Если сравнивать их с прозрачностью моря, в юности окружающий мир и любовь были для меня сумбурными, противоречивыми, как вода, перебаламученная маленькими любовными штормами на мелководье. И легко было давать категоричные оценки, что любовь — это страсть, привязанность, привычка (список определений бесконечен).

Если продолжить сравнение с морем, то, чем в большие глубины мы погружаемся с возрастом, тем прозрачнее становится вода, тем отчетливее видны детали, о которых даже не подозревал раньше. И тем труднее сформулировать. Попробую.

Как можно растить детей, не досыпать, отказывать себе в свободном времени и отдыхе и получать от этого радость? Не роптать, не раздражаться? Только любя. Как ухаживать за старыми родителями, выслушивать их жалобы и не досадовать на их капризы? Только любя. Как лечить больных, даже безнадежных, до их последнего вздоха? Как, зная, что благодарности не будет, помогать тем, кто в этом нуждается? Только любя. Любовь не имеет ничего общего с такими понятиями, как ревность, предательство, измена, хотя зачастую их употребляют вместе, ставят рядом.

«Все движется любовью». Я добавлю, что всё созидательное в этом мире движется любовью, и человечество живо благодаря этому бесценному качеству.

 

Беседовала Галина Маркус

Москва - Симферополь,

ноябрь 2015

 

 

 

Галина Маркус родилась в Москве. Поэт, прозаик, член Московского отделения Союза Писателей России с 2012г. Автор нескольких романов, повестей, рассказов. Недавно начала работать над сценариями по своим произведениям. Увлекается живописью на шёлке.

В 2013г. вышла книга "Найленир. Эльфийская баллада", написанная в жанре фэнтэзи, в 2014г. — роман "Сказка со счастливым началом", в 2015г. — сборник стихов и рассказов "Зонты". Победитель и призер ряда литературных конкурсов.

29.11.201514 266
  • 15
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться